Мне было около одиннадцати лет. Я росла в психологически нездоровой семье, под двойным прессингом моральных и физических унижений в семье и в школе и совершенно не представляла, ни как я буду жить, ни как мне вырваться из этого круга. Единственное, что давало мне возможность как-то уйти от реальности — книги. У нас была хорошая библиотека. Не слишком большая, на мой взгляд, но больше и лучше подобранная, чем во всех прочих домах, где я бывала. Книги делились на детские, которые стояли в шкафу в нашей с братом комнате, и взрослые, которые были в книжном шкафу в родительской комнате и к которым было категорически запрещено прикасаться под страхом побоев. А бить детей до рубцов и шрамов было нормой, мне было стыдно ходить в бассейн оттого, что у меня все бедра и зад были в старых и свежих рубцах.

Мне не хватало детских книг, я все их прочла уже не по одному разу, и начала понемногу таскать книги из шкафа в большой комнате, стараясь возвращать их на место до того, как мать или отчим заметят, что из шкафа что-то брали. Если книга была интересной, я старалась ее спрятать, чтобы не отобрали.
В тот раз я взяла Даррелла. В сборнике были «Моя семья и другие звери», «Гончие Бафута», «Под пологом пьяного леса» и что-то еще. Я начала читать и не смогла оторваться, читала весь день. Забыла о том, что брать «взрослые» книги опасно; забыла о том, что уже вечер и вот-вот придут родители; забыла, что за нарушение запрета меня снова изобьют.

Мать увидела, что я читаю — а мне не хотелось показывать ей, что я читаю «запрещенную» книгу. Но — к моему удивлению — мне не досталось даже подзатыльника. Даррел на какое-то время смягчил ее.
«Моя семья и другие звери» была для меня как свет, как тепло и свежий воздух разом. В этой книге было оправдание всему: моему вниманию к любым проявлениям живой жизни, моей любви к городу, в котором я росла, моим привычкам бродить по странным местам со странными домами или даже не домами…

Главным, из чего выросла сама моя возможность быть и жить, стало, однако, другое. Семья Даррелов для меня оказалась первой описанной семьей, члены которой любили друг друга и принимали друг друга. С юмором, иногда с сарказмом, но любили и не ставили условий, не ограничивали взаимную свободу под надуманными предлогами… Именно эта книга стала тем зерном, из которого в конце концов выросло осознание того, что семья моих родителей тяжело больна, что ее принципы деструктивны, что на зависти, злобе, жестокости к близким нельзя построить ничего, кроме ненависти, что мои родители не умеют любить, что я не виновата в том, что самые близкие люди меня не любят…

…Моей дочери шесть лет. Она рисует, разыгрывает мистерии, дружит с невидимыми друзьями, заботится о домашних животных. У меня в доме пара песчанок, две крысы, два кота, черепаха и гигантская улитка. Здоровье не позволяет мне завести собаку. «Моя семья и другие звери» не просто продолжилась в моей жизни. Пожалуй, это и есть моя жизнь — на мой лад.