То, что в нашей семье есть предрасположенность к онкологии, мне было известно с детства. Не могу сказать, что думалось об этом постоянно, скорее, было загнано куда-то вглубь.

Жизнь остановилась в тот день, когда мама обнаружила у себя опухоль. Мы живем в одном городе, но по-отдельности.
Она сказала мне об этом вечером, а на следующий день страшный диагноз подтвердился.

Шел хлопьями снег, я проводила дочку, уезжающую на конференцию, ничего ей не сказав, и поехала на встречу с мамой. Мы были приглашены вечером на мастер-класс на фарфоровый завод. Сидя в фойе, как-то буднично обсуждали случившееся, послушали экскурсию, расписали чашечки. Ощущения были — это не с нами происходит.

Мама была в полнейшей растерянности, постарела моментально.

Так получилось, что бытовые вопросы в семье на мне. И я привыкла все контролировать сама. Шок не прошел, но действовать надо было быстро. Выбор больницы, разговоры с врачами, организация необходимых обследований и т.д . Самое тяжелое — ожидание (дня обследования, результатов анализа, очереди в больницу). Это казалось невыносимым.

С момента просыпания меня начинало трясти, и в голове была только одна мысль: «У мамы рак». Еще совсем не хотелось есть и разговаривать.

Домашних просила задавать мне как можно меньше вопросов. Надо отдать им должное — муж и дети выполняли все просьбы и поручения. Все было подчинено одной  цели — спасти маму. Жалеть себя было некогда. Как автомат  вставала утром, запихивала в себя завтрак, шла на работу, ехала в больницу, возвращалась, кормила своих и падала. По утрам трясло все равно, но постоянная круговерть не давала зацикливаться на собственных ощущениях. Именно мысль, что мы делаем все возможное в наших условиях, и поддерживала.

Честно говоря, совсем не хотелось общаться с кем-либо и выслушивать указания, что я должна сделать.

И еще был один момент — мама твердо собралась умирать. И попытки изменить ее настроение и вселить хоть какой-то оптимизм проваливались.

Когда легли в больницу, стало спокойнее. Кругом такие же пациенты, жизнь кипит, люди друг друга поддерживают. Моя мама — человек замечательный, у нее много подруг и те, кто был в курсе, навещали, развлекали, как могли.

Потом было еще много всего. Собственно операция, ожидание результата биопсии, химия, разные послеоперационные проблемы. Долго. Тяжело. Но это все надо было пройти и пройти вместе. Ждала ли я чьего-то одобрения? Похвалы? Нет. Мне было важно собственное ощущение того, что я делаю все от меня зависящее.

Умирать мама собиралась еще долго. Приходилось прикладывать все силы и красноречие, чтобы вселить  желание жить. Безрезультатно. И в какой-то момент я сдалась, поняв, что, наверное, так надо, раз она сама так решила. Но почему-то именно в это время она передумала. И жива! Уже два года! И собирается купить к весне новые сапожки и белый плащ.

Есть поговорка «Делай, что должно, и будь что будет». Это, пожалуй, самое верное в подобных ситуациях.

И еще. На каком — то этапе жизни взрослых детей начинают раздражать поучения и указания постаревших родителей. И я была не исключением до маминой болезни. А сейчас — никакого раздражения, только любовь и сочувствие…

Марианна

Мне было 33 года, я второй раз вышла замуж, мы жили заграницей. Муж преподавал в университете, я училась в университетском госпитале. Нашему сыну минуло полтора года, и я только закончила его кормить. В субботу я мылась в душе и неожиданно нащупала в груди опухоль. Несколько месяцев назад мы как раз изучали, как правильно осматривать молочные железы, тренировались на себе. Но тогда я кормила, и прощупать что-то было сложно. И вот… Мне оказалось, что я оглохла, я не слышала шума воды, детских голосов из-за двери, где сын играл со старшей дочкой. На секунду я подумала, что мне показалось. Краски и звуки вернулись и тут же пропали снова, потому что опухоль была тут.

В понедельник я записалась к врачу, в следующую среду я уже лежала на операционном столе. Шок, и как будто это происходит не со мной. Я получила поддержку от неожиданно большого количества людей — мои сокурсники и преподаватели, оба хирурга, которые меня оперировали, квартирные хозяева, родители одноклассников моей дочки… Только мой муж не мог дать мне поддержки. Он испугался гораздо больше меня и теперь (неосознанно, может быть) отстранялся.

Я лежала и плакала. Я просила Бога, чтоб дожить до того, как дочка кончит школу, а ей было только 10 лет. Дочка была от первого брака, и я боялась за ее судьбу, если я умру, на ее отца большой надежды не было.

Меня тронула та помощь, которую я получила до, во время и после операции. Сокурсники переписывали для меня лекции. Деканат сделал мне индивидуальный учебный план. Шесть недель, когда мне нельзя ничего было поднимать, ко мне ходили молодые девочки из ближайшей синагоги помогать мне с малышом. Все мои работодатели ( я работала нелегально, так как моя виза не давала мне права на работу) терпеливо ждали, пока я вернусь, не нанимая никого на мое место. Все как бы говорило мне: теперь ты должна сделать усилие!

Я всегда стремилась быть «хорошей» для всех (потом я долго боролась с этим стремлением и частично его победила, но в тот момент оно сыграло мне на руку), и не смогла обмануть всеобщих ожиданий. Я прекрасно восстановилась, швы зажили, пластическая операция прошла прекрасно, сессию я сдала, практики отработала, на работу вышла. И тут мой муж потерял работу в этой стране, а нашел в другой — через океан. Мне оставалось учиться еще год. Он хотел, чтобы я ехала с ним.
Я опять плакала. То мне казалось, что он хочет подмять меня, что ему подсознательно удобно, чтобы я опять максимально зависела от него — без языка, без специальности, без работы. Так начиналась наша семейная жизнь, но я довольно быстро нашла работу, поступила учиться, села за руль, нашла знакомых (с некоторыми, включая женщину-хирурга, которая меня оперировала, мы переписываемся до сих пор, пятнадцать лет спустя).

То мне казалось, что я неправа — он любит меня и хочет быть со мной и с детьми.

Я не поехала. Осталась на год с детьми, получила диплом. Этот год, когда я взвалила на себя целиком дом, детей, учебу, работу, дал мне очень много.

Я поняла, что до этого всегда жила завтрашним днем, а ведь он может и не наступить. И необязательно для этого иметь мой диагноз. Теперь я думаю, что болезнь была послана объяснить мне это, так как по-другому я не понимала.

Много позже, читая книги по психологии, слушая лекции, я услышала это словосочетание «здесь и сейчас».

Я почувствовала в себе огромные ресурсы и огромную независимость. Я почувствовала, что вселенная, которая послала мне болезнь, послала мне и друзей, и благоприятные для работы, учебы, жизни условия.

Я увидела, как много дается мне, и поняла, что я должна давать в ответ. И стала, как могла.

Я стала заниматься своим здоровьем, взяла на себя ответственность за него (до этого я наивно полагалась на «кого-то»).

Итоги этого — я получила диплом, мои работы — «помогающие», у меня родилось еще двое детей, и когда я их рожала и кормила, каждое мгновение твердило мне, что я жива.

Старшая дочка через год получит университетский диплом, и я уверена, что это увижу. Она говорит, что благодаря мне не боится болезней, что у нее нет страха, а только сознание, что если что — надо действовать. Да, и специальность она выбрала мою. И то, и другое мне очень лестно.

Надо доверять себе и доверять другим, и в этом доверии ключ к хорошему концу самой грустной истории.

Катерина